Леонтий Яковлевич НЕКЛЮДОВ

НЕКЛЮДОВ - краткая военная биография - войны:

Русско-турецкие войны.

НЕКЛЮДОВ - основные битвы:

Взятие Измаила

Участник русско-турецких (1768 —1774 и 1787 —1791) войн, генерал-майор

Точная дата рождения ярославского дворянина Неклюдова неизвестна. Наверняка известно лишь то, что уже 1 марта 1766 года он поступил на службу капралом в Азовский пехотный полк, а позднее — при создании егерских частей — в 1-й егерский батальон подполковника Фабрициана.

К тому времени Неклюдов уже унтер-офицер. Новый, 1770 год для него начался удачно: 1 января его за боевые отличия производят в прапорщики. Но и еще несколько следующих лет он, будучи уже офицером, живет одной жизнью с солдатами, ничем не отличаясь от них, — продолжает делить с ними артельную пищу и спать на соломе.

В так называемую «румянцевскую» русско-турецкую войну Неклюдов дерется с противником при Рябой Могиле, Ларге, Кагуле, участвует во взятии Измаила, Килии, Браилова, Журжи, сражается при Козлуджи — уже в чине ротмистра. Словом, во всех основных событиях войны он — непременный участник. Потом был Крым.

С началом следующей войны с Портой — «потемкинской» — он снова на театре военных действий. Начальство и служба бросали его с одного места на другое. И в 1790 году секунд-майор Неклюдов оказался под Измаилом — немного раньше, чем туда прибыл Суворов.

Крепость Измаил нынче уже была не та, что брал Неклюдов в прошлую войну, — с тех пор османы ее значительно расширили и укрепили. Теперь это было сооружение, пост роенное по последнему слову европейской военной мысли французскими инженерами: прямоугольный треугольник, вписанный в окружность длиною десять верст, обращенный гипотенузой к величественному голубому Дунаю. Катеты треугольника образовывали шестиверстный главный вал вышиною от трех до четырех сажень, перед которым был еще дополнительно вырыт широкий и глубокий ров. Крепость защищал 35-тысячный гарнизон, подкрепленный 250 орудиями.

Долгая осада Измаила ничего не дала русской армии. И тогда Потемкин назначил начальником над всеми войсками, расположенными в ближайшей округе, генерал-аншефа Суворова.

Появление Суворова означало лишь одно — штурм. Начались подготовительные работы: изготовлялись лестницы и фашины, возводились дополнительные батареи против крепости, солдаты тренировались преодолевать рвы и валы.

Суворов лично экзаменовал войска, готовил их в дело.

Перед самым штурмом русский командующий послал Айдозле последнее предупреждение — записку: «Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление — воля; первый мой выстрел — уже неволя; штурм — смерть. Что оставляю на ваше рассмотрение». В ответ ему сказали о небе, Дунае и Аллахе. «Значит — пора», — решил он.

На рассвете 10 декабря шестьсот русских орудий открыли по Измаилу огонь. А 11 декабря — пять колонн — три с запада под командой генерал-поручика Павла Потемкина, две с востока под началом генерал-поручика Александра Самойлова — плюс с юга десант флотилии генерал-майора де Рибаса пошли на приступ.

Крепость была готова к этому — ночью к османам бежало несколько казаков.

Колонны двигались в полном молчании, раздвигая собой плотное марево тумана. До крепости оставалось не более трехсот шагов, когда стены как будто взорвались — все 250 турецких орудий открыли огонь на поражение.

Первой подошла к стенам вторая колонна правого крыла под командой генерал-майора Ласси. При начавшейся страшной канонаде сердца солдат невольно дрогнули: они упали на землю и бросили лестницы. Неклюдов, назначенный находиться со своими стрелками впереди этой колонны, увидев, что войска колеблются, обратился к генералу:

— Ваше превосходительство! Позвольте мне начинать!

— С Богом! — ответствовал тот.

Тогда, обращаясь к своим стрелкам, секунд-майор закричал:

— Ребята! Вперед! За мной! Смотрите на меня: где буду я, там и вы будьте! Вместе разделим славу и честь или вместе положим головы свои за веру и императрицу Екатерину! Она мать наша, мы — ее дети! Ура! С нами Бог!

Бросившись в глубокий ров, он начал забираться на вал без лестницы, с помощью одних штыков. Солдаты, устыдившись, теперь торопились догнать и перегнать своего командира, забывая об опасности.

Мгновенно, — как будет потом записано в его формуляре, — Неклюдов взошел на бастион. За ним взлетели остальные. Неклюдовские егеря отбили неприятеля от пушек и овладели батареей. В этом скоротечном бою Неклюдов был ранен пулей в правую руку близ плеча навылет; в левую ногу он получил два пулевых ранения, и в левое же колено его ударили кинжалом — таково было напряжение боя. Но не раны сейчас занимали его.

Желая ободрить колонну, Неклюдов приказал своим стрелкам подползти под пушки и выстрелить в промежутки батарей. Последние его егеря спешили влезть на вал из девятисаженного рва — на помощь своим отчаянно и самоотреченно сражающимся товарищам. Значительное число этой отборной пехоты было ранено и убито — первые приступы таких крепостей всегда покупаются большой кровью, но с горсткой оставшихся Неклюдов, не имея даже нескольких секунд для перевязки и все более и более слабея от потери крови, продолжал бой наверху бастиона.

Тут его снова ранили — пикой в грудь, ударив несколько раз. Казалось, что все османы ополчились на него одного. На этот раз он упал замертво.

Но теперь уже вся вторая колонна егерей взошла на отнятую батарею и двинулась по куртине к третьей. Израненного и полуживого Неклюдова — когда его подняли, то оказалось, что он плавает в собственной крови, — солдаты на ружьях вынесли из боя. Капли его крови пятнали дорогу, но он еще, очнувшись, находил в себе силы ободрять своих также израненных санитаров.

Перевязывать раненых было некогда, и Неклюдов, вновь теряя сознание от слабости, уже не слышал русского «ура!», олицетворявшего всегдашнюю победу, внутри Измаила. Бой длился около семи часов. Из турок почти никто не уцелел. Комендант Мегмет Айдозле, дравшийся до самого конца, умер на штыках, получив шестнадцать ран.

Страшные потери понесли и русские штурмовые колонны — 4 тысячи убитых, 6 тысяч раненых; из 650 офицеров в строю осталось не более 250.

Падение Измаила повергло в шок турок и всю Европу. Строились различные планы, проигрывались многовариантные комбинации...

А в крепости жизнь шла своим чередом: армия отходила от сражения. Солдаты, подпоясавшись трофейными знаменами, вышагивали гордо, на всех поглядывая. Из холодных лагерных палаток в крепостную больницу перенесли раненых. Почти первым делом Суворов посетил этих героев и, увидя среди них и Неклюдова, обрадованно вскричал:

— Храбрый, неустрашимый Неклюдов! Ура! Ура!

Свита командующего сочувственно молчала, видя состояние секунд-майора.

Да, поводов для сочувствия было достаточно — Неклюдов долго балансировал между жизнью и смертью. Так долго, что до жены его дошли слухи о подвиге мужа и его мучительной смерти от полученных ран. И жена занемогла. И надо же так случиться — вскоре, опровергая все домыслы, к ней приехал сам Неклюдов, еще слабый от ран, но живой.

Говорят, от радости не умирают. Бывает, однако, что и умирают: жена, увидя мужа живым, не вынесла потрясения и сгорела в одночасье, оставив на руках мужа дочерей.

Вскоре умер и Потемкин, всегда примечавший Неклюдова. И о секунд-майоре, казалось, сразу же и напрочь забыли. Но так только казалось — нашлись люди, помнившие об Измаиле. Они и устроили в феврале 1792 года Неклюдову встречу с Екатериной II.

Неклюдов был произведен в подполковники и награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

Он прожил долгие годы. Многое было в его судьбе — его и оклеветывали, и увольняли со службы, а, разобравшись, принимали снова. Потом уже с почестями и почетом провожали в отставку — «за старостью лет». Но он, не мыслящий себя вне державных трудов, вновь просился в дело.

Свой жизненный путь закончил Неклюдов в 1839 году в Москве в чине генерал-майора, служа по кавалерии.